Поян Иван Савельевич
Я родился в Кишиневе 29 января 1925 года в самой обычной семье. Мой отец был простым рабочим, зимой он работал кочегаром на спиртзаводе, а в теплое время года он занимался нашим подсобным хозяйством, у нас в пригороде был небольшой земельный участок. Мама занималась только домашним хозяйством, потому что в нашей семье было девять детей, я был четвертым по возрасту, и всей этой оравой, естественно, надо было заниматься. Жили мы, конечно, трудно, но не голодали, потому что продукты у нас были свои, а вот с одеждой и обувью были большие проблемы, нормально одеваться мы не могли.
Вначале мы жили на улице Каменоломной, 89, по соседству со знаменитым борцом Иваном Заикиным. Мой отец с ним по-соседски приятельствовал, а я один раз был на уличном представлении, там, где сейчас в центре находится стадион «Динамо», и видел, как он лег, на него положили щит, и по нему проехала машина. А у него во дворе я видел разные железные предметы скрученные им.
При румынах была возможность учиться в школе?
Да, все дети из нашей семьи в школе учились. Я по своей натуре очень старательный, поэтому всегда учился хорошо и был отличником. Например, первый класс я единственный из всех детей окончил с одними пятерками. Помимо разных предметов еще преподавали и религию, к нам приходил батюшка одной из церквей, а это тогда считалось очень серьезно. Запомнилось, что дисциплина в школе была очень строгая, за непослушание могли даже немножко побить, телесные наказания тогда еще были разрешены. Кроме всего прочего, я был еще и очень активный в общественной жизни, даже был командиром маленького подразделения в молодежной организации - «стрэжеры», это примерно как у нас были пионеры.
Как люди встретили приход советской власти?
С большой радостью, ведь румыны буквально опустошали нашу республику, и очень плохо и жестоко относились к нашим людям, за любое непослушание жестоко били... Даже если просто говоришь на другом языке, а тогда везде висели таблички с надписью «Говорить только на румынском языке», то даже за разговор могли жестоко избить... Даже детей они били...
Зато ходили разговоры, да и отец нам рассказывал, что в советской России совсем другое отношение к людям, поэтому мы и радовались. Ещ до того как ушли все румыны, недалеко от нас приземлились советские самолеты, и мы, конечно, побежали на них посмотреть. Летчики встретили нас прекрасно, мы с ними очень хорошо пообщались, а ведь до этого нам приходилось видеть и румынских летчиков, но те считали себя чуть-ли не богами, и на нас, как на людей они вообще не смотрели... Потом пришли армейские части, и отношения с населением тоже были очень хорошие и демократичные. Недалеко от нашего дома был луг, на котором воинские части проводили занятия, и мы, подростки, бегали туда на это посмотреть, так нас всегда встречали очень радушно, кормили даже. Понимаете, это совсем другое отношение к людям... А ведь до этого на том же лугу мы наблюдали за занятиями румынских частей, и видели, как офицеры били провинившихся солдат...
Наш край румыны считали, как свою вотчину что-ли, как свою провинцию, и соответственно относились к ее населению... Особых перспектив в нашей жизни не предвиделось... Поэтому могу утверждать, что основная масса людей встретила советскую власть хорошо, даже с радостью.
Вы тогда знали русский язык?
Мои родители оба молдаване, но хотя папа у нас хорошо знал и русский язык, но с нами он говорил в основном по-молдавски. Зато мама говорила с нами только по-русски, она была грамотная женщина, в свое время окончила гимназию.
Как изменилась жизнь после прихода советской власти?
Было очень много положительного: мы, например, наконец смогли по приемлемым ценам купить одежду и обувь, а ведь при румынах нормально одеваться мы не могли - одежда и обувь стоили очень дорого. Хотя для полноты картины необходимо сказать и об отрицательном, даже мрачном: много людей тогда арестовали и выслали, мы знали о таких фактах.
Не было такого ощущения, что приближается война?
Вы понимаете, я был в таком возрасте, когда такие моменты меня не особенно интересовали.
Как вы узнали, что началась война?
К началу войны я успел окончить семь классов, но к тому времени я уже подрабатывал в свободное от учебы время помошником контролера в «Водоканалтресте», после уроков бегал туда на работу. Утром в то воскресенье я уже был как раз на работе, когда мы увидели, что центр Кишинева бомбят румынские самолеты, а потом они прилетели и к нам... Один из милиционеров, которые охраняли «Водоканалтрест» взобрался на небольшой пригорок, туда, где и сейчас церковь стоит, и начал стрелять по ним из своей винтовки. И в один из самолетов он попал! Я лично видел, что от его выстрела один из самолетов задымил, и со снижением пошел в сторону Рышкановки... Я побежал домой, и в центре города видел еще дымящиеся воронки, первых раненых и убитых... Тому, что началась война никто не обрадовался, и «шапкозакидательского» настроения я не помню.
Ваша семья не планировала эвакуироваться?
Когда начали эвакуировать сотрудников «Водоканалтреста», я побежал к родителям, но отец мне сказал: «Куда нам ехать с такой оравой? Мы уедем на время в Гратиешты», в этом селе у нас жили родственники. В городе остались только мы с младшим братом, и я по-прежнему ходил на работу.
Как-то мне дали задание: перекрыть воду, потому что где-то прорвало трубу. Мне даже дали ключ от дверей водонапорной башни, которая и до сих пор находится на улице Гоголя, около Университета. Я туда пошел, смотрю, действительно, из люка сильным напором льется вода. Я разделся до трусов, чтобы нырнуть в люк и перекрыть вентиль, но тут ко мне подошли два бойца в зеленых фуражках. Я им объяснил, что меня послали перекрыть воду, но они меня отвели для разбирательств к себе в часть. Там меня начали допрашивать, вроде даже звонили на работу, но уже наступила ночь, и меня оставили там до утра. Я заснул и проснулся только ранним утром оттого, что услышал звук отъезжающей машины. Никого из военных уже не было, только беспорядок и повсюду разбросанные бумаги, поэтому я, естественно, пошел домой.
А в городе уже появились румыны. Я как раз бежал в сторону трамвайного депо, и мне навстречу попалась маленькая танкетка. Они увидели меня, и начали по мне стрелять... Попали в железный столб, я упал, прижался к стенке, а они проезжая смеялись... Я потом там часто бывал, и когда видел эту дырку в столбе, которая сохранялась еще очень долго, всякий раз вспоминал тот случай...
Но воду-то я так и не перекрыл, поэтому вернулся обратно с братом. Начали возиться, сняли люк, но оказалось, что я бы сам и не смог перкрыт воду, т.к. кто-то специально разболтил болты. Подходят к нам румыны: «Вы что здесь делаете?» Так и так говорю, нам дали задание перекрыть воду. «Какое еще задание?», такой-сякой, один даже ударил меня по лицу... Я им объясняю: «Вот у меня даже ключ есть».
Один из румын у меня его выдернул и сам открыл дверь в башню. И мы увидели, что там лежат ящики со взрывчаткой, а к ним ведут провода, которые замкнуты на рубильник, который я должен был включить... Так до сих пор и не знаю, то ли меня так подставили, или как так получилось, но факт, что и это башня по сей день стоит, да и я еще живой... Потом зашел на работу, а там пусто, ни единого человека нет.
Какая была жизнь при румынах в эти три года оккупации?
Просто ужасная! Ничего ведь не было: ни учебы, ни работы, вообще ничего не было, выживай как знаешь... Часть предприятий была эвакуирована, а почти все остальные не работали. Можно сказать, что жизнь просто остановилась...
Румыны проводили какие-то акции устрашения?
Да, и один раз мне и самому довелось увидеть, как расстреляли группу людей...
В пригороде, в районе нынешней Скулянки, у нас был небольшой надел земли, но после прихода Советской власти его у нас отобрали, и на тех землях организовали совхоз. Там была засеяна картошка, и уже когда пришли румыны отец нам с братом говорит: «Все равно ведь люди ее заберут себе, так давайте, и мы с нашей земли возьмем». Взяли мешки, и пошли туда копать эту ничью картошку, но одна женщина это увидела, и донесла на нас полицаям. Нас арестовали, и они нам припаяли, что мы не картошку брали со своей земли, а искали оружие...
Поэтому нас забрали даже не в полицию, а в «Curtea Martialului», это как у нас было КГБ. Папу очень крепко избили, но отпустили сразу, а меня с младшим братом оставили под арестом... Кроме нас там еще было много народу, и была камера смертников, в которой находилось около двадцати человек.
Меня каждый день вызывали на допрос и били, особенно они любили один «трюк»: привязывали к кушетке лицом вниз, и через дощечку били молотком по пяткам, а моего брата сажали на скамейку и заставляли смотреть как меня бьют... У меня до сих пор от этого ноги болят, а тогда я даже ходить не мог... Просидели мы там где-то месяца два, но перед самым приездом короля Михая и диктатора Антонеску румыны «почистили» тюрьмы... Тех из арестованных, кто казался им подозрительными и опасными, они уничтожили, а часть отпустили...
Отбор кого расстрелять, а кого отпустить у нас проводил какой-то прокурор по фамилии, как сейчас помню - Думитриу, чтоб он сдох!.. Он лично шел вдоль всего строя заключенных, и говорил кого куда... Брат прижался ко мне, и поддерживал, потому что я после таких «допросов» даже стоять сам не мог. И посмотрев на нас этот прокурор сказал примерно так: «Этих милых (жалких) детей отпустить», и нас просто вышвырнули на улицу... Брат сбегал за отцом, они взяли какую-то повозку, и отвезли меня домой. С помощью народных средств, каких-то компрессов мама меня на ноги поставила, но ноги у меня и до сих пор болят...
А тех «смертников» расстреляли. Так получилось, что я тогда как раз проходил мимо еврейского кладбища, там где потом был военкомат, заключенных привели в кандалах, поставили к стене кладбища, а напротив стоял пулемет. Их было человек пятнадцать, но это были именно те, которые при мне сидели в камере смертников... Каждому повязали на глаза черную повязку...
Так что можно сказать, что приезду румынских «главарей» мы обязаны своим спасением, ведь нас там точно убили бы, потому что так били не для жизни... Я уже стал «доходить», ведь каждый день били, как напьются, так и вызывали ночью на «допрос»...
А о том, что поголовно уничтожают всех евреев вы знали?
В районе улицы Павлова было создано еврейское гетто. И если что-то румынам было не так, то евреев прямо там на месте и расстреливали, я это лично видел... Но в какой-то момент, всех евреев куда-то вывезли, потом уже люди говорили, что их расстреляли, хотя точно мы этого не знали.
В оккупации было известно, что творится на фронте?
Во всяком случае, мы абсолютно ничего не знали, но у меня с этим связан любопытный эпизод. У меня был друг детства Леня Шевченко, с которым мы у
строились на работу в гаражи барона Гейгинга, в которых ремонтировались только машины знати. И как-то туда приехала машина самого губернатора. Мастер, которому мы помогали куда-то отошел, я в яме откручивал предохранительный поддон, а Леня полез в кабину, без спросу включил радиоприемник, и на весь гараж вдруг громко зазвучали слова песни: «... эх бей, винтовка, метко ловко»... Оказалось, что приемник был настроен на московскую волну... Леня перепугался, и пока нашел как этот радиоприемник выключается уже сбежался народ, даже сам Гейгинг прибежал... За это нас оттуда сразу выгнали, мы там только пару дней и проработали. Но зато так мы узнали, что Москва есть, что Москва жива, а то нам такую лапшу на уши вешали, такая страшная была пропаганда, что мы уже не знали чему верить, и вдруг настоящая Москва...
Про подпольщиков, партизан вы что-нибудь слышали?
Про подпольные группы я краем уха слышал, что румыны их вылавливали, но расстреливали их уже почему-то втихаря, а не публично.
В ваш дом на постой определяли солдат?
Нет, ни разу такого не было, у нас даже хозяйство не разграбили, вообще ничего не забрали.
Как происходило освобождение Кишинева?
Со мной история была такая. Где-то
20 августа мой папа, наверное, он состоял в какой-то группе патриотов, дал мне поручение отнести письмо через линию фронта. Как я полагаю, в нем были какие-то сведения для наших наступающих войск. Папа меня сам проинструктировал, даже дал мне повозку, я спрятал письмо за пазуху, и поехал в сторону Оргеева. И оказалось, что там немцев уже нет, и днем я абсолютно свободно перешел к нашим войскам. Меня остановили солдаты, и отвели к партизанскому командиру Петру Федоровичу Крянгэ, он потом работал министром торговли МССР. Он был на лошади и первое, что он меня спросил: «А как ты прошел через позиции?» И когда он узнал, что немцев там уже нет, то срочно отправил кого-то передать и проверить эту информацию. А мы когда ехали на повозке к фронту, то видели, как нам навстречу шли колонны немецких солдат, но нас они не останавливали. Меня оставили в расположении этой части, и вместе с ней где-то 24-25 августа я вошел в Кишинев со стороны нынешнего тракторного завода. Дошли до трамвайного депо, а там мне сказали: «Все, свободен», и я побежал домой. Освобождение люди, конечно, встретили с большой радостью, ведь в оккупации, жизнь была фактически приостановлена.
Насколько я понял при освобождении Кишинева особо тяжелых боев в самом городе не было, т.к. чтобы не попасть в окружение немцы и румыны сами отступили, и их наши войска настигли и окружили возле Леушен. Причем 24 августа Румыния объявила о выходе из войны, и в этом «котле» образовалась настоящая «каша» из немецких и румынских частей, которые брали там друг друга в плен... Но румынским войскам организовали коридор, их пропустили в Румынию, а немцев добивали.
Кстати, подробности того, как Румынию склоняли к выходу из войны, мне уже потом лично рассказывал Коропчану Анатолий Владимирович. Рассказать? По каким-то критериям для этой ответственной мисии выбрали именно его, и для утверждения даже отвезли в Москву лично к Сталину, но Сталин только приоткрыл дверь, посмотрел на него, и сказал: «Хорошо, только сделайте его постарше». Самолетом его отправили к резидентам нашей разведки в Румынию. Одели в генеральский мундир, приделали усики, и дали для охраны двух сопровождающих старших офицеров. Как-то им устроили аудиенцию у короля, но когда они пришли, то их вначале не хотели пускать, правда, потом все-таки впустили. Стоя по стойке смирно он сказал королю: «Ваше Величество, я прибыл к Вам по поручению Сталина», и мы только можем себе представить состояние молодого короля... К нему на прием пришел румынский генерал, и вдруг говорит такое... Правда, он короля сразу предупредил, что в случае попытки арестовать парламентеров, он будет немедленно убит. Михай немного пришел в себя и говорит:
- «Чем могу служить?»
- «Вот есть такое предложение: если вы не хотите войти в число военных преступников, то необходимо: первое - издать указ о выходе из войны, и второе - арестовать диктатора Антонеску. За это наше правительство обещает, что если вы не захотите участвовать в строительстве нового демократического государства в Румынии, то сможете свободно уехать из страны, забрав свое имущество».
Король повернулся к стене, долго думал, потом повернулся, долго смотрел на Коропчану, и сказал: «Что от меня требуется?» Тут же вызвали адьютанта, который записал эти указы, срочно отправили их на радио, и прямо там в кабинете дождались их объявления по радио. Коропчану потом одно время был то ли замом, то ли министром юстиции МССР, вторым секретарем Горкома партии в Кишиневе. Он все это лично рассказывал мне после войны, но сейчас его уже нет в живых.
В оккупации много людей сотрудничало с румынами?
Были такие, но они и сбежали вместе с ними. Я лично знал только одного такого.
У нас в Благовещенской церкви был человек, который работал там вроде завхоза, и вот его сын служил в полиции. После освобождения он отсидел 10 лет, а потом работал наборщиком в типографии.
Мне еще запомнился такой эпизод:
люди говорили, что когда немцы покидали город, то в одном доме они отравили много пленных, и прямо в том же помещении и сожгли... Этот эпизод я потом встречал в одной из книг.
Когда вас призвали в армию?
Уже 27 августа, т.е. почти сразу после освобождения. На фронт я уходил с радостью, можно сказать добровольно. Меня с моим молочным братом Павлом провожали его и моя мамы, т.е. фактически две мамы.
https://iremember.ru/memoirs/saperi/poy ... avelevich/