Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Модератор: rimty

Аватара пользователя
ris55
Почётный Гражданин
Почётный Гражданин
Сообщения: 8282
Зарегистрирован: 30 апр 2009, 20:23
Откуда: Кишинев

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение ris55 » 29 апр 2014, 17:42

Isaac писал(а):На днях в молдавском парламенте имел место постыднейший факт, который косвенно ( а может, и непосредстаенно ? ) связан с уничтожением еврейского населения юго-западных областей СССР в лагерях Транснистрии.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
КИШИНЕВ: МОЖНО ПОМЯНУТЬ И СИДЯ...
Депутаты правящей коалиции молдавского парламента ( " Альянс за евроинтеграцию" ) отказались встать в память жертв нацистких концлагерей в ответ на предложение депутата от фракции ПКРМ, председателя организации Молдова без нацизма Инны Щупак.
" Сегодня Международный день освобождения узников нацистских концлагерей. Это скорбная дата и я предлагаювсем встать в знак памяти жертв нацистских режимов, в том числе и режима Антонеску",- заявила депутат, этим напоминая, что в годы Второй мировой войны при непосредственном участии маршала Антонеску в развязывании Холокоста на территории Бессарабии ( Молдавии ) и прилегающей территории Транснистрии, когда в лагерях и гетто были замучены сотни тысяч евреев, расстреляны сотни цыган и коммунистов.
После предложения Инны Щупак все депутаты фракции коммунистов ( ПКРМ ) встали со своих мест и почтили молчанием память погибших. К ним присоединились лишь несколько депутатов из других фракции. На своих местах спокойно остались сидеть все остальные, в том числе и заседающие в президиуме, включая спикера парламента Игоря Кормана.
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Немая сцена...Без комментариев...Интересно, имел ли этот факт освещение в молдавских СМИ ?
В прессе нет, но по тв показали.

Аватара пользователя
rimty
Главный модератор
Главный модератор
Сообщения: 18379
Зарегистрирован: 21 дек 2008, 22:21

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение rimty » 02 окт 2014, 23:09

Следующая информация не имеет прямого отношения к данной теме,
но в то же время представляет определённый интерес.

Речь идёт о менее известных эпизодах из жизни Иона Антонеску, исключённых по его
инициативе из официальных биографий, опубликованных во время 2-й мировой войны.

Отец Иона Антонеску после развода с его матерью вступил в повторный брак с г-жой Фридой
Куперман (еврейкой по национальности). После своего избрания правителем Румынии, Антонеску
потребовал от мачехи, не принявшей фамилию мужа (к тому времени уже покойного),
взять фамилию Антонеску, дабы скрыть еврейское происхождение. Фрида ответила отказом и сохранила свою фамилию.

В 1924 годy, когда Антонеску служил военным атташе в Лондоне, он женился нa француженкe
еврейского происхождения по имени Рашель (Rachel, Rasela) Мендель.
Брак был недолгим (длился около двух лет), пара развелась ещё во время пребывания
Антонеску в Лондоне в качестве военного атташе. Единственный ребенок, родившийся в
этом браке, умер в очень раннем возрасте.

29 августа 1928 года, в возрасте 45 лет, Антонеску вторично женился на Марии Никулеску,
дочери капитана румынской армии Теодора Никулеску. Этот брак вызвал
политическую бурю в стране. Приближённые короля обвинили Антонеску в двоеженстве.

Аватара пользователя
rimty
Главный модератор
Главный модератор
Сообщения: 18379
Зарегистрирован: 21 дек 2008, 22:21

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение rimty » 20 май 2015, 15:15

Отрывок из сборника "Неизвестная "Чёрная книга" (составитель Илья Альтман)

Сборник "Неизвестная "Чёрная книга" – продолжение «Чёрной книги» под редакцией Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга.
  • Богдановка
Воспоминания Льва Рожецкого

Она расположена на берегу Буга (двадцать пять километров от Доманевки).
Раньше здесь был свиносовхоз. Часть этих знаменитых бараков сохранилась до сих пор.
Сбоку находится небольшой лесок, вернее, парк. Его аллеи ведут к знаменитой Богдановской яме.
Сюда со всех сторон, из Бессарабии, из Кишинева, Аккермана, Буковины, из украинских городов и деревень, из Одессы, Тирасполя было согнано около ста тысяч мирных граждан. Главная цель убийц была в том, чтобы изъять у людей все ценности и уничтожить.

Почуяв добычу, сюда со всех концов сбегались все грязные людишки…

Убийствами руководили немцы. Начальником жандармерии был румын Малинеску. Начальниками полиции
были предатели Сливенко и Кравец. В расстрелах принимали участие Никора и Козакевич.

Не стоит описывать ужасы, происходящие в бараках. Болезни. Смерть.

Многие пытались бежать. Поймав, их убивали на месте.

21 декабря начались массовые убийства и расстрелы.

Сначала смертников догола раздевали, потом подводили к яме. Смертников ставили на колени, лицом к Бугу.
Рядом стояла бочка вина… Убийцы подкреплялись вином и с пеною у рта прицеливались.
Стреляли только разрывными пулями, стреляли только в затылки. Трупы сбрасывали вниз в яму.

Вопли. Крики. Мольбы о пощаде. Проклятия… Перед глазами мужа убивали жену. Он должен был сбрасывать ее вниз. Потом убивали его самого. Убийцы подводами вывозили все снятое с погибших. Трупы сжигались.

Несколько человек из богдановцев остались в живых. Их заставляли работать и не успели расстрелять. Трупы погибших превратились в огромную кучу пепла.

Над знаменитой Богдановской ямой воздвигнут памятник и напишут: «жертвам фашизма». Быть может, напишут слова из моей поэмы:
Кто б ни был ты, остановись,
Приблизься, путник благородный,
К могиле сумрачно-холодной,
На лоне грусти осмотрись.
Объятый гневом и волненьем,
Слезою не тумань очей,
Испепеленный прах людей
Почти безмолвным поклоненьем.



  • Лагерь в Богдановке
Свидетельства Филиппа Борисовича Клинова, Павла Ивановича Стоноги,
Карпа Корнеевича Шеремета, Веры Павловны Кабанец


Клинов Филипп Борисович, 1912 года рождения, уроженец м. Голованевск того же района Одесской области, служащий, еврей, последнее место жительства г. Одесса,

показал:

23 октября 1941 года на основании приказа губернатора Транснистрии профессора Алексяну была направлена колонна еврейского населения в 25 тысяч человек, в том числе старики и дети, из Одессы в Дальник, якобы для регистрации.

Однако в Дальнике никакой регистрации не было, и отсюда, под конвоем румынских солдат, по Бугу нас направили в деревню Богдановка. По пути следования много было расстреляно отстающих от колонны, остальные ограблены этими же конвоирами. 10 ноября наша колонна в составе около 10 тысяч человек, из числа 25 тысяч, прибыла в село Богдановку, где были переданы местной жандармерии, руководимой плотонером Мелинеску и поселены в свинарниках свиносовхоза «Богдановка». В свинарниках нас держали под охраной с запрещением выходить куда-либо за территорию лагеря, пищи никакой не выдавали. С 10 по 21 декабря прибывали под охраной новые колонны еврейского населения, от 900 до 5 тысяч человек из Одесской, Винницкой областей и Молдавской АССР.

На 21 декабря 1941 года в лагере числилось 54 тысячи человек, согласно записям старосты лагеря Шойхета Копыля. Примерно 13–14 декабря 1941 года в село Богдановку приехал уездный префект города Голты подполковник Ионеску Модест, который приказал населению печь хлеб, который впоследствии продавал в лагере ценой по пяти рублей золотом за полкилограмма. После чего золото и ценности он увез с собой. Где раньше помещалось двести свиней, находились около 2 тысяч человек. Вместо подстилки для свиней осталась только прелая солома, на которой лежали люди, а значительная часть людей, в том числе старики и дети, находились во дворе под открытым небом. Пробравшиеся случайно ночью или же днем за территорию лагеря в деревню за продуктами избивались или же расстреливались.

17 или 18 декабря 1941 года полиция по чьему-то указанию подожгла два барака, в которых было более 2 тысяч человек. Все они сгорели, только незначительной части удалось спастись. Примерно за два дня до расстрелов лагерникам было запрещено выходить брать воду из реки Буг для питья. 21 декабря 1941 года на рассвете был окружен один из бараков, откуда выводились парами, примерно по пятьдесят человек, и под конвоем направлялись к опушке лесопосадки совхоза, там их раздевали догола, а затем направляли к оврагу за лесопосадкой, ставили по 10–15 человек на колени и с расстояния 15 метров расстреливали.

Расстрелянные и часто только раненые падали в овраг, потом рабочая бригада, образованная из тех же лагерников, складывала тела в кресты и поджигала. Так происходило ежедневно по 24 декабря, затем был сделан перерыв на три дня ввиду рождественских праздников. Карательный отряд уехал в Голту. С 28 декабря и по 10 января в таком же порядке начались массовые расстрелы, к этому времени последовал лицемерный приказ голтинского префекта о прекращении массовых расстрелов. Таким образом, на 10–15 января 1942 года были расстреляны около 52 тысяч человек, а спустя две недели умерли от холода и истощения около двух тысяч человек. Всего было уничтожено не менее 54 тысяч человек.

Имущество убитых разделили между собою полицаи и румынские жандармы, а часть его была отвезена префекту в Голту. Я лично сам выводился тринадцать раз к оврагу на расстрел. В овраг падал преждевременно и вечером с рабочей бригадой уходил. Шесть человек моей семьи были расстреляны на моих глазах, я же попал в рабочую бригаду в составе 127 человек, которые остались в живых. Другая рабочая бригада была образована из женщин в 50 человек. Таким образом, из всех заключенных, находившихся в лагере, осталось в живых 177 человек.

Показания записаны с моих слов правильно.

1 мая 1944 г.

Клинов

Аватара пользователя
rimty
Главный модератор
Главный модератор
Сообщения: 18379
Зарегистрирован: 21 дек 2008, 22:21

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение rimty » 20 май 2015, 16:16

Продолжение

Стонога Павел Иванович, 1882 года рождения, уроженец и проживает в с. Богдановка Доманевского р-на Одесской области, член колхоза «Путь Ленина»,

показал:

В 1941 году в лагерь, организованный румынами в совхозе «Богдановка» для еврейского населения, примерно с сентября месяца начали приводить под конвоем большие колонны еврейского населения, их помещали в свинарниках совхоза. В первые дни им разрешалось ходить по деревне и менять себе продукты, но спустя некоторое время им было строго запрещено выходить за пределы лагеря. Пытавшихся проникнуть за территорию лагеря расстреливали на месте. Я вспоминаю случай, когда однажды днем ко мне в дом зашла женщина-еврейка попросить хлеба. Я ей дал хлеба, и она вышла на улицу, навстречу ей ехала автомашина с румынскими солдатами, один из которых соскочил с машины и здесь же на улице из револьвера застрелил эту гражданку. Рас-

стрелы заключенных начались примерно с 21 декабря 1941 года и в массовом масштабе продолжались до 25 декабря, затем был сделан перерыв на рождественские праздники до 27 декабря. С 27 декабря опять начались массовые расстрелы, которые продолжались примерно до 10 января, после чего расстрелы были прекращены. Целыми днями были слышны в деревне выстрелы, а пламя горевшего костра было видно днем и ночью, ветер доносил на деревню запах человеческого мяса.

Одежду и ценные вещи расстрелянных систематически вывозили в Голту обозами в шесть-семь подвод, сопровождаемыми румынскими солдатами. Изношенную одежду сжигали.

Показание записано с моих слов правильно.

2 мая 1944 г.
Стонога


Шеремет Карп Корнеевич, родился в 1910 году, уроженец села Богдановка Доманевского р-на Одесской области, украинец, из крестьян. До оккупации работал завхозом свиносовхоза, в настоящее время директор этого же совхоза.

Показал:

Примерно в конце сентября 1941 года на территорию совхоза была пригнана под конвоем первая партия в 640 человек еврейского населения, они были поселены в совхозном амбаре, но прежде чем поселить их в амбар, румынские жандармы забирали их разные вещи. До 21 декабря ежедневно поступали партии людей от 500 до 5 тысяч человек, которых размещали в свинарниках совхоза. Ввиду переполнения свинарников, несмотря на то, что их было более двадцати двух, не считая иных помещений, значительная часть людей находилась под открытым небом. 18 декабря на территорию лагеря приехала автомашина, в которой было два немецких офицера и третий мужчина в штатском. Они фотографировали территорию лагеря, в том числе и овраг. 21 декабря 1941 года в лагерь прибыл карательный отряд из Голты во главе с немцем Гегелем. Ими были выгнаны с территории совхоза все рабочие, а необходимые изолированы. Карательный отряд состоял, очевидно, из немцев-колонистов, так как все они были в штатском. Всего их было около 60 человек.

21 декабря палачи начали свою грязную работу. Из бараков выводили людей по группам 40–50 человек, раздевали их, затем вели к оврагу, ставили на колени и расстреливали из винтовок. На дне оврага был разведен большой костер, куда падали трупы и сгорали. При расстрелах палачи даже соревновались, кто больше из них расстреляет. Массовые расстрелы производились каждый день с утра до вечера с 21 декабря по 24 декабря, а затем с 28 декабря по 10 января. С 24 по 27 декабря был перерыв ввиду рождественских праздников. За это время рабочая бригада по сжиганию трупов, образованная из тех же заключенных, на дне оврага сделала земляную плотину, чтобы кровь не стекала в реку

Буг. С 10 января массовый расстрел прекратился, однако по 1 февраля умерли от холода и голода около 2 тысяч человек. Всего было уничтожено около 54 тысяч человек из числа 65 тысяч. Остальные, бежавшие из лагеря, были расстреляны в степи. Кроме того, осталось в живых 177 человек, зачисленных в рабочие бригады: мужская в 127 человек и женская в 50 человек.

Показания записаны с моих слов правильно
1 мая 1944 г.
Шеремет


Кабанец Вера Павловна, родилась в 1921 году в селе Богдановка Доманевского р-на Одесской области, рабочая совхоза, член ВЛКСМ,

показала:

В открытый румынами лагерь для евреев в совхозе Богдановка в 1941 году в сентябре месяце начали приводить партию за партией из различных мест под конвоем еврейское население, которое размещали в свинарниках. Все свинарники были переполнены заключенными, кушать им ничего не давали. В первое время им разрешалось менять вещи на продукты, а затем это было запрещено, и они были строго изолированы. В лагере находилось около 60 тысяч человек. Начиная с 21 декабря 1941 года, начались массовые расстрелы, продолжавшиеся целыми днями. Их расстреливали у оврага за лесопосадкой совхоза, где сейчас же сжигали. 24–26 был сделан перерыв ввиду того, что карательный отряд выехал в Голту праздновать Рождество. Эти дни некоторые из лагеря приходили на деревню менять кое-какие вещи на продукты и брать воду. Примерно 27 декабря днем я брала воду из колодца, куда подошла женщина-еврейка из лагеря брать воду. В это время появилась подвода, на которой было трое румын. Один из них соскочил с подводы и начал вынимать оружие, чтобы застрелить ее. Она не просила помиловать ее, но просила отпустить ее в лагерь, очевидно, у нее были там дети. Однако она была здесь же убита, и труп ее лежал возле колодца в течение пяти дней.

Показания записаны с моих слов правильно.

1 мая 1944 г.
Кабанец Вера

Аватара пользователя
rimty
Главный модератор
Главный модератор
Сообщения: 18379
Зарегистрирован: 21 дек 2008, 22:21

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение rimty » 20 май 2015, 16:36

Продолжение
  • Доманевка (сто пятьдесят километров от Одессы)
  • Воспоминания Льва Рожецкого

Я хочу, чтобы с особенной ясностью означалась каждая буква этих названий. Ведь все эти названия: Сортировочная, Березовка, Сиротское, Доманевка, Богдановка, Горка, Ставки – исторические названия. Здесь были лагеря смерти. Здесь уничтожались фашистами тысячи мирных людей, тысячи советских граждан. Доманевку (она занимает среди всех лагерей «почетное» место) я буду описывать подробно.

Это районный центр, небольшое местечко. С двух сторон Доманевка окружена холмами. Вокруг тянутся поля. Вот лесок, красивый небольшой лесок. На кустарниках, на ветках еще до сих пор висят лохмотья, клочки одежды. Здесь под каждым деревом могила. Здесь были расстреляны тысячи людей.

Вот большое кладбище животных. Здесь зарыты тысячи лошадей, коров и… евреев. Вот большой глубокий ров – здесь фашисты расстреляли четыреста евреев. Видны скелеты животных и людей… Вот большое разрушенное здание бывшего клуба. Здесь был концлагерь. Доманевка – кровавое черное слово. Доманевка – центр всех убийств и смертей. Сюда пригоняли на смерть со всех концов тысячные партии людей. Этапы следовали один за другим беспрерывно…

Но мы сюда не сразу попали. Из Сиротского нас гнали в Мостовое, из Мостового – в Лидиевку. Из Одессы нас вышло три тысячи человек, в Лидиевку пришло человек пятьсот. Здесь мы пробыли месяц и пять дней. Людей снова поместили в конюшни, в развалины. Ужасы Лидиевки я описывать не буду, скажу только, что в Доманевку выгнали уже маленькую кучку людей. Кроме нашей семьи, из этапа почти не осталось никого.
  • Горка
На окраине Доманевки находились две полуразрушенные конюшни. В апреле 1942 из Доманевки сюда стали перегонять евреев. Из бараков не выпускали, грязь по колено, люди оправлялись тут же… Трупы лежат – как в морге. Плачут голодные дети и рыдают женщины… Протяжные, жуткие стоны умирающих… Тиф. Дизентерия. Гангрена. Смерть.

Беспомощное состояние мучеников использовали мародеры. Они продавали суп – кружками, за несколько ложек отвратительной смеси брали необычайно высокую цену. Но голодный человек отдаст все за кусочек корочки…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Люди тысячами умирали, заживо гнили в бараках. Трупы сбрасывали в кучу. Обезумевшие люди раздевали их догола, чтобы потом променять одежду на сухари. И постепенно образовывались такие горы трупов, что страшно было смотреть! Я говорю – горы не в кавычках. Как сейчас помню наваленные друг на друга тела… В разнообразных позах старики, женщины, дети лежали посиневшие, абсолютно голые. Мертвая мать сжимала в объятиях мертвого ребенка… Ветер шевелил седые бороды стариков…

Сейчас я думаю: как я тогда не сошел с ума?! Недаром говорят, что нет крепче человека! Днем и ночью со всех концов сюда сбегались собаки. Доманевские псы разжирели, как бараны!.. Днем и ночью собаки грызли человеческое мясо, грызли человеческие кости! Запах стоял невыносимый…

Однажды господин претор соизволил проехаться вблизи этих мест и увидел это «великолепное» зрелище.
Конечно, у этого господина получилась рвота. Джентльмен не выдержал…

Только после этого он отдал приказ – убрать трупы. Начальниками полиции Доманевского района были предатели Никора и Козакевич. Один из полицейских, лаская своего пса, говорил: «Ну, что, Полкан, наелся жидами?» Вот что делалось на этой знаменитой Горке.

И сейчас там можно увидеть остатки бараков, огромные могилы.

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 23 май 2015, 19:33

Один из родственников, Любер Муня Шмулевич, после двух лет нахождения в рыбницком гетто смог сбежать оттуда в июне 1943 года.
Погиб на фронте в январе 1945 в Чехословакии.

Аватара пользователя
rimty
Главный модератор
Главный модератор
Сообщения: 18379
Зарегистрирован: 21 дек 2008, 22:21

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение rimty » 26 авг 2015, 22:51

Анкета Клеймана Семёна Шаевича.

источник
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.

спартак
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 2773
Зарегистрирован: 08 мар 2011, 01:19

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение спартак » 06 ноя 2015, 18:26

Дорога смерти. Недалеко от Тирасполя.
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 14 ноя 2015, 01:35

Нашел на просторах Google. Установлен в Балте на выезде в Ананьев. Редкость для Молдовы.
https://goo.gl/maps/vZNnxvp4Wt92

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 01 апр 2016, 15:52

Интервью с Симой Будман
Удивительна память человеческая. Сегодня я не могу вспомнить подробности вчерашнего дня. Однако я очень ясно, вплоть до мелочей, помню военное время. Помню, как отец и мать наспех собирались, стараясь взять все самое ценное, документы и еду, потому что был приказ румынского коменданта всем евреям собраться на окраине нашего местечка. Помню, как мама все время спрашивала отца, зачем нас всех собирают, и он отвечал ей, что он не знает, не знают и наши родственники, и наши соседи. Я помню, как рано утром мы вышли из дома и больше в него мы уже никогда не вернулись.

Когда мы пришли на окраину местечка, то там было много румынских солдат и местных полицаев. Я испытала жуткий детский страх. Я пережила глубокий психический шок. Помню как мать все время обнимала меня и прижимала к себе, целовала и говорила, чтобы я ничего не боялась.

Потом нас всех согнали в одну колону, которую солдаты с оружием и собаками погнали по дороге. Я помню, как я устала и мне было очень страшно от лая собак, от криков солдат и полицаев, но меня за руки держали родители и это как-то меня успокаивало. Я не понимала куда и зачем мы идем. Сейчас я уверена, что мои родители, как и другие люди в нашей колоне, тоже этого не понимали.

Тогда никто не знал, тем более я, что мы будем идти три долгих месяца, от одного пересылочного лагеря к другому. Мы шли сутки за сутками, эта дорога оказалась бесконечной. Привалы и ночлег наши конвоиры делали в лесу или около водоемов, чтобы мы не разбежались. Побывав в Вертюжанах, Рубленице, Касацтском лесу, мы дошли до украинской границы. Нас гнали в Транснистрию, территорию между Днестром и Бугом, определенную Третьим рейхом для проживания восточноевропейских евреев.

Помню, как румыны передали нас под конвой украинским полицаям и немецким солдатам. Наша колона продвигалась через Доманевку, Чечельник, Ахмачетку, Ольгополь и другие пересылочные лагеря для евреев пока мы не оказались в Бершаде.

Словами не описать ужасы нашего бедствования. На улице была уже прохладная погода, особенно ночью, постоянно шел или моросил дождь. Мы были полураздетые, обувь расползалась от сырости. Останавливались на ночлег почти под открытым небом, как правило, в сараях для скота или свиней. Я помню, как мне было холодно, как все время хотелось кушать, но еды почти не было. Родители несли меня всю дорогу на руках. Когда у меня появились собственные дети и забота о них стала главным делом моей жизни, я до конца осознала все, что пережили мои родители, спасая меня от голодной смерти и болезней, ощутила то невероятное физическое напряжение, которое было уготовлено им в то время.

В пути много людей умерло от болезней и голода, тех, кто пытался бежать или проявляли хоть намек на неповиновение – убивали. Смерть стала неотъемлемой частью нашей жизни в дороге. Однако наша колона не уменьшалась, потому что она все время пополнялась евреями, которых гнали из других мест.

Я, как и остальные дети в колоне, постоянно чувствовала присутствие смерти, чувствовала, что и меня, и моих родителей в любой момент могут убить. Это жуткое чувство, которое родилось у меня тогда, до конца не исчезло даже после Победы. Мы, дети, за три месяца пути вмиг повзрослели, превратились в маленьких старичков и старушек, мы перестали баловаться, капризничать и смеяться. Во мне постоянно присутствовало чувство, что я умру, что меня убьют. Это было естественно, потому что рядом было так много смертей, каждый день кто-то в изнеможении уходил из жизни, а кто-то был расстрелян. В нашей колоне были родные моей матери, они все умерли, не дойдя до Бершадского гетто.

Навсегда врезалась в мою память переправа через Днестр, который для многих стал братской могилой. К тому времени, своим детским умом я уже понимала, что можно умереть от болезни или быть убитой полицаями или солдатами. Однако я еще не знала, что можно утонуть в воде. Переправа через Днестр стала очередным мощным потрясением моей детской души — на глазах тонули знакомы и родные люди, а я вместе с родителями перебралась на другой берег. Это было второе рождение для всех, кто осилил эту переправу.

Аватара пользователя
ris55
Почётный Гражданин
Почётный Гражданин
Сообщения: 8282
Зарегистрирован: 30 апр 2009, 20:23
Откуда: Кишинев

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение ris55 » 01 апр 2016, 22:27

Да уж :sorry: Для ребенка это конечно ужасно :sorry:

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 22 апр 2016, 01:00

Это документ подписан "Примаром" гетто Балта.
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.

Аватара пользователя
adelina
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1555
Зарегистрирован: 26 дек 2009, 02:07

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение adelina » 22 апр 2016, 09:23

gt.jpg
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.

Аватара пользователя
rimty
Главный модератор
Главный модератор
Сообщения: 18379
Зарегистрирован: 21 дек 2008, 22:21

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение rimty » 17 май 2016, 01:04

Интервью взял Артур Соломонов.

  • Александр ГЕЛЬМАН: В гетто игра была спасением и безумием
Тема — детство и концлагеря, детство и смерть — в связи с войной редко поднимается.

Конечно, судьба детей на войне — это самый тяжелый вопрос. Потому что все взрослые, так или иначе, виноваты в том, что война началась. Взрослые видят какой-то смысл в войне, у взрослых есть цель — победить. Чтобы всюду был Гитлер или Сталин.

Для ребенка ничего этого не существует. В моем случае это было особенно характерно, потому что родился я в Румынии и с молоком матери не впитал определенную идеологию, как это случилось, наверное, с советскими детьми. Я жил в небольшом местечке Дондюшаны, которое населяли три народа: евреи, молдаване и русские. Мои родители были простые люди, не имели высшего образования. Но я три языка знаю с детства: румынский, идиш и русский.

Когда в 1940 году в Дондюшаны вошли советские войска, мне было семь лет. И я очень обрадовался приходу Красной армии, потому что начался такой переполох, такое всеобщее возбуждение, что мама даже перестала меня заставлять спать днем. Так советская власть освободила меня от дневного сна (смеется).

Я по всему нашему местечку бегал и был счастлив. Кроме того, советская власть познакомила меня с кино. На базарной площади стали показывать фильмы. И почти каждый вечер все местечко туда приходило со своими табуретками. Первый фильм, который я посмотрел, — «Цыганский табор».

Просуществовала советская власть в Дондюшанах год — за это время кого-то отправили в Сибирь, кого-то арестовали. А ушла советская власть как-то внезапно. Ночью. Утром мы проснулись — нет советской власти.

Кое-кто, считаные единицы, до прихода немцев успели эвакуироваться. Наша семья не могла этого сделать, потому что мама только что родила. И вот пришли немцы вместе с румынами. И уже через неделю всех евреев собрали в одном большом дворе и сказали, что нас отправят в другое место.

Надо сказать — к стыду и ужасу — никто не убежал. Ни один человек! А ведь еще было можно. Мы не смогли из-за маленького ребенка, но там были и молодые люди, и бездетные пары…

Дали одну подводу на всех, туда мы положили нашу бабушку Цюпу, она плохо ходила, и еще несколько старух и больных. И мы пошли. Было непонятно, куда нас ведут и зачем… Охраняли нас всего три человека: румынский офицер и два солдата.

Вы наверняка задавали себе вопрос: откуда возникла такая покорность? Почему три солдата смогли увести почти двести человек из одной страны в другую?

Люди надеялись… Надеялись, может быть, нас ведут в такое место, где будет неплохо. Может быть, это временно. Может быть, будет работа. А главное, не было уверенности, что местное нееврейское население обрадуется, если к ним сбегут евреи. А когда мы перешли Днестр и оказались на Украине, уже и мысли не было, чтобы бежать. Мы ощутили, как вокруг нас сгущается враждебность. Жители украинских сел выносили, например, полбуханки хлеба и просили взамен два золотых кольца. Жадность была изуверская. Куда же нам было бежать? Хотя, как потом оказалось, были люди, украинцы, которые прятали у себя евреев. Порядочных людей всегда мало, а в условиях войны, оккупации тем более.

Вышли мы в июне и шли долго, недели две по Молдавии, к нам присоединялись евреи из других местечек, колонна становилась все больше. Нас охраняли уже и румыны, и немцы с собаками. Мне кажется, нас стало больше тысячи человек.

А взрослые, когда увидели, что колонна становится все больше, стали понимать, что надвигается какая-то угроза?

Да, постепенно приходило понимание, но и охранники стали относиться строже. Но все это, о чем я сейчас говорю, я осознал уже после войны. Тогда я ни о чем таком не думал. Я очень хорошо помню, что мне все это нравилось. Колонна, военные, мы все идем в какой-то поход. Хотя переходы были достаточно длинные, я на усталость не жаловался. Я воспринимал действительность не такой, какой она была, а такой, какой она представлялась моему неопытному вольному воображению.

Я еще до войны очень любил играть в войну, и эта игра получила новые возможности. Мимо нашей колонны проезжали танки, немецкие части — это было очень увлекательно. Я не знал тогда, ни кто такой Гитлер, ни кто такой Сталин. Я только знал, что Красная Армия пришла и ушла. А в моих играх воевали не русские с немцами, а немцы с румынами. И румыны были хорошей, побеждающей стороной, а немцы всегда проигрывали.

В дороге умер мой брат, Вэлвалэ, у мамы кончилось молоко. Мама его, уже мертвого, донесла до места, где мы остановились на ночлег. И мы положили его в могилу вместе с женщиной, которая умерла в этот же день. Положили брата моего ей на грудь и закопали. Никакого даже знака не поставили.

Вы поняли, что случилось?

Конечно, я понимал, что брата больше нет, но я быстро переключился обратно на игровой лад. Я снова командовал воображаемыми войсками, снова побеждал, снова покорял вражеские армии. Потом нам пришлось оставить на дороге умирать бабушку Цюпу, мамину маму. Она уже не могла двигаться, и была, как мне кажется, без сознания. Мама поставила возле нее кружку с водой, вытерла с лица грязь, и мы пошли дальше. А она осталась лежать на земле. Скорее всего, в тот же день она умерла.

Наконец мы прибыли в Бершадь. Это еврейское местечко, гораздо большее, чем Дондюшаны, районный центр. Ту часть Бершади, где в основном жили евреи, превратили в гетто. Нас поселили: в дома, в подвалы. Местные евреи имели хоть какие-то запасы, были связаны с населением соседних деревень; у нас же ничего этого не было.

В Бершади было два коменданта — румынский и немецкий. Румынский занимался непосредственно гетто, а немецкий за ним следил.

Самой страшной была первая зима — с 1941 на 1942 год. Жуткие морозы. Нас поместили в холодном подвале. В ту зиму умерли все мои близкие, кроме папы. Мама, ее сестра с мужем и сыном, мамин брат с женой и сыном, двоюродная мамина сестра с детьми. Из 14 человек осталось двое — я и отец. Его родители, я их здесь тоже считаю, были в другом гетто и умерли там.

Мужчин, способных работать, водили на сахарный завод, на маслобойку, еще на какие-то предприятия. И оттуда они что-то приносили. Папа приносил с маслобойки макух, куски макуха — такое твердокаменное вещество, которое остается от семечек после того как из них выжимают подсолнечное масло. Я очень любил макух — откусывал, грыз с удовольствием.

Потом, в следующие годы, стало полегче. Вообще, было очень неровно: то с нами обращались предельно сурово, то отпускали чуть-чуть вожжи.

Папа рассказывал, что в гетто приезжали врачи, которые ставили эксперименты на людях. Они проверяли, какую температуру может выдержать человек — от холодной до кипятка. Время от времени вешали кого-то за связь с партизанами. Как правило, это были местные, бершадские евреи.

Бершадский раввин собирал с обитателей гетто золото, чтобы отдать его коменданту. Потому что тот периодически заявлял, что всех нас собираются истребить или отправить в лагерь. Может быть, он обманывал, но как это было проверить? И люди отдавали последнее. Потом раввина расстреляли. Видимо, он уже не мог ничего принести, и тогда его и всю его семью расстреляли.

Я настолько привык к смерти, что относился к ней совершенно спокойно. Но один случай меня поразил. Я о нем нигде не писал, не рассказывал. Приехала за трупом мамы и за другими покойниками похоронная команда. Это были евреи. А у мамы было три золотых зуба. Они положили маму на сани, открыли ей рот, клещами вырвали золотые зубы и положили в карман.

По движениям этих людей я догадался, что они делают это не первый раз. В тот момент я ощутил всю жуть происходящего так сильно, как никогда прежде… Наверное, эти зубы помогли кому-то выжить. Все равно это было ужасно. Но меня снова спасло мое необузданное воображение. Даже когда мама умерла, я лежал около нее и продолжал мысленно играть в войну. Я привык, что люди умирают. Я даже не испытывал особой жалости. Ну умерла. А до этого умерла мамина сестра. А до этого умер ее сын...

Когда умерла мама, отец лежал с одной стороны, а я с другой. Она лежала, укрытая шалью, и хотя нам было холодно, мы с нее, мертвой, шаль не снимали.

А вы думали, что тоже можете умереть?

Не могу сказать, что я боялся смерти или думал о смерти. Многие свои тогдашние состояния я не могу объяснить. И даже не могу точно восстановить. Я не знаю, что произошло в гетто с моей головой, с моей душой. Но что-то произошло — это несомненно. Я много раз это обнаруживал.

Например, помню, когда мы жили в Ленинграде, муж одной моей хорошей знакомой покончил с собой. Утопился. И мы, чтобы ее поддержать, поехали на озеро, откуда должны были вытащить его тело. Я помню, что когда увидел его труп, ничего не почувствовал; это идет из моего детства. Я вовсе не бесчувственный человек, но не проходит просто так общение с умершими, мертвыми людьми, которое было у меня каждый день. Ведь тут же, рядом с ними, кушали, выходили по нужде… Смерть была включена в мою жизнь абсолютно.

Есть вещи, о которых страшно вспоминать, но они составляют неотъемлемую часть моего опыта… Я до сих пор все это и слышу, и вижу, и чувствую... До сих пор ногти моих больших пальцев ощущают, как я давил ими в нашем подвале вшей. Это сопровождалось омерзительным треском, и все, кто был в состоянии это делать, делали. Это была страшная симфония из треска раздавливаемых насекомых.

В гетто существовали такие понятия, как, например, дружба?

Дружба взрослых? Существовало, скорее, сочувствие местных евреев к приезжим. Вообще, в гетто жило много разных людей — и плохих, и хороших, все как везде. В гетто были даже проститутки.

После той страшной зимы мы перебрались в дом одной женщины — она в свой двухкомнатный домик приняла четыре семьи. Жили там мы с папой, еще одна семья из трех человек, семья из двух и еще дедушка с внуком. Мы на полу буквально лежали друг на друге.

Эта женщина, ее звали Ита, тетя Ита, стремилась нам помогать, делиться с нами. И не только она — многие местные евреи вели себя очень хорошо по отношению к тем, кого туда пригнали.

Но меня от всего этого кошмара спасала игра. Я играл неистово, беспрерывно. Я даже мог обходиться без всякого пространства — все происходило в воображении. Оно порождало события и ситуации, я был кем угодно и где угодно, но с особой страстью я играл в войну. Для того чтобы играть, мне не нужно было иметь друзей. Я научился играть безмолвно. Я мог даже и не двигаться. Все происходило внутри меня, и я играл все три года, которые провел в гетто.

Игра для вас стала безумием или спасением?

Я не знаю. Думаю, это смесь безумия и спасения. Но это был не сознательный побег от реальности. Это получалось инстинктивно. Что-то мне не давало принимать происходящее внутрь себя, в свою глубину.

Дети как сумасшедшие — в том смысле, что они не понимают, что с ними происходит и что вокруг происходит. Они во власти инстинктов и воображения. Опыт жизни минимален. В какой-то момент я начал думать, что другой жизни вообще нет на свете. Я начисто забыл свою довоенную жизнь. Не было вопроса: а что было до этого? Есть только гетто, и всегда будет только гетто. Когда я вернулся в Дондюшаны, я с трудом вспоминал: вот девочка Клава, вот наш домик, наш двор — я все забыл, и памяти пришлось все заново восстанавливать…

Я помню, как начиная с 1944 года отступали немцы. По соседнему шоссе проезжали танки, машины, мотоциклы… И я умудрялся с этими отступающими войсками воевать, посылал против них своих воображаемых солдат, а поскольку я был командующим всего: и нападающих, и отступающих, — то порой происходили очень сложные баталии (смеется).

Я нашел соратников по игре, несколько мальчишек и девчонок, в 1943 году мы рыли туннели, такие глубокие, что можно было там спрятаться. Мы забывали обо всем остальном. Игра становилась реальностью, а реальность исчезала. Приходишь в настоящий мир, после игры, в наш домик, где живет куча людей, теснота, и этот реальный мир настолько хуже, что только и мечтаешь, чтобы поскорее наступило утро, и можно было снова играть. Я помню, что, ложась спать, я мечтал, как утром мы снова пойдем копать траншеи, вести разведывательные действия…

Знаете, люди ведь всегда немного играют. Я вот даже прямо сейчас чуть-чуть играю. Я превратился в эдакого бодрого рассказчика об очень грустных вещах. А ведь это не совсем естественно. Когда я об этом думаю наедине с собой, я нахожусь в совсем другом состоянии. Но рассказывать об этом, находясь в таком тяжелом состоянии, я бы не смог. И потому — немного играю сейчас, конечно. Написать и прочитать написанное — да, а когда рассказываешь об этих событиях, вкрадывается фальшь, игра.

Самое главное, что я хочу сказать: любая война есть преступление взрослых перед детьми. Всех взрослых, не только предводителей войн. Все взрослые виноваты перед всеми детьми, если они не воспрепятствовали возникновению войны. Это жестокое преступление, которое отражается на нескольких поколениях. Я с огромной печалью думаю о детях, которые пережили чеченскую войну...

В ваших произведениях есть страшная мысль: «Если вы, взрослые, решите начать войну, поубивайте сначала всех детей. Потому что дети, которые останутся живыми после войны, будут сумасшедшими, они будут уродами».

Развязывая войну, вы должны понимать, помнить: вы будете убивать, калечить детей, так или иначе. Так, может быть, вас остановит закон, который гласит: начиная войну, вы обязаны сначала уничтожить детей. Делайте это заранее, если у вас такие великие идеи, что вы готовы на все ради их осуществления.

Сейчас войны абсолютно бессмысленны — с учетом планетарных опасностей, жуткого нового оружия. Ситуация в мире, обеспечение безопасности требует планетарного управления, чего-то наподобие мирового правительства. Сейчас в мире, как мне кажется, мы наблюдаем острые реакции на неизбежность объединения. Рьяный национализм, религиозный экстремизм — это от ощущения, что придется объединиться, иначе погибнем.

Войны бессмысленны, тем не менее они есть и идут постоянно! И все-таки вместо генерала главным человеком эпохи становится переговорщик, дипломат — тот, кто умеет достигать компромисса.

Я считаю, что после эпохи борьбы, которая длилась много столетий, мир вступил в эпоху компромисса. Компромисс не менее полноценная, уважаемая форма поведения людей, преодоления конфликтов, чем борьба. А главный компромисс, это когда человек, осознавая, что он умрет и его жизнь обессмыслится, тем не менее продолжает жить, хочет жить и любит жить. Это фундаментальный компромисс: между смыслом и абсурдом жизни.

Вот я старый человек, мне скоро 80 лет, а я мечтаю, чтобы моя жизнь протянулась еще какое-то время… И это заставляет меня идти на определенные компромиссы: соблюдать диету, реже и меньше выпивать, бросить курить, хотя казалось, не смогу жить без курева, и еще многое другое.

Какими были основные события вашей жизни в гетто, кроме тех, о которых вы уже рассказали?

Было еще одно событие, очень важное. Зимой 1943 года объявили, что Красный Крест организовывает вывоз детей-сирот из гетто в Швейцарию, а оттуда — в США. Была квота — 50 сирот. Я не был сиротой, но папа каким-то образом договорился с нужными людьми, и меня сиротой признали (смеется). Я вообще не любил папу ни о чем спрашивать; и обо всем, что связано с гетто, я никогда не хотел знать больше, чем знаю — так что я не в курсе, как он этого добился.

Я пришел в указанное место, меня одели в чистую, новую одежку — в приличный костюмчик; потом нас отправили переночевать, чтобы рано утром собраться для отправки. Утром всех нас рассадили по десять человек на одни сани, и кортеж двинулся к железнодорожной станции. Помню, рядом со мной сидела девочка — худенькая, тоненькая, как досочка. Приближаемся мы к мосту через реку. И перед тем, как совсем выехать из гетто, я вдруг спрыгиваю, качусь по насыпи и бегу к папе. Первый и последний раз в жизни папа меня избил. Страшно избил. Я до сих пор не понимаю, почему я спрыгнул. То ли мне стало страшно без папы, то ли я не захотел расстаться с нашими траншеями, с нашими играми. Пришлось тот красивый костюмчик снять и одеть обратно лохмотья.

А все эти ребята действительно попали в Швейцарию, и многие из них до сих пор живут в США.

Как проходил ваш день в гетто?

Мы спали рядом, прижимались друг к другу, потому что было холодно. В туалет мы на улицу выходили даже зимой. Иногда, чтобы сходить в туалет, приходилось переступать через труп, потому что покойников складывали ближе к выходу. Я не помню, чтобы я в ту зиму вставал, ходил, гулял. Только туалет. Все остальное время я лежал и играл.

Потом, когда мы жили у тети Иты, стало немного получше. Мы спали на полу. Отец всегда просыпался раньше. Когда просыпался я, он уже был на ногах — и в комнатке делался какой-то чай, какой-то очень убогий завтрак. Девочку, дочь хозяйки дома, я вовлек в мои игры. У них на чердаке были книги, и cын этой женщины показывал нам портреты: «Вот это Троцкий, это Сталин»… Так я первый раз узнал, что есть какие-то вожди, важные люди… Я слышал разговоры взрослых, когда фронт приближался, что грядет освобождение, но я не очень понимал, кто приближается и кто нас освобождает.

И кстати, я не помню, чтобы за все это время я посмотрел на себя в зеркало. Хотя в доме, где мы жили, зеркало было. Но у меня ни разу не возникло желания увидеть: какой я? Я не хотел этого.

Вы могли бы найти один исчерпывающий образ, что такое гетто для 8-10-летнего мальчика?

Мертвые люди. Много мертвых людей. Легкость смерти. Смерть как ерунда, как выкурить сигарету.

Были в те времена и пострашнее места, чем Бершадь. У нас все-таки существовали хоть какие-то возможности выжить. Но все равно переход от жизни к смерти был совершенно пустяковый…

Вот часто говорят, что советская власть и фашисты — что-то одинаковое. Сталин и Гитлер и правда имеют очень много схожих черт. Но я никогда не забуду, что нас освободил советский, русский солдат. Мы стояли измученные, грязные и смотрели на советский танк, который въехал прямо в гетто. Он остановился, из башни высунулся молодой танкист и спросил: «Ну что, жиды, живы?» И в тот момент слово «жид» мы восприняли как золотое, замечательное слово! Он сказал его так добродушно! Себя я не помню особенно радостным, но помню, что вокруг были такие счастливые люди!

Можно говорить про советский строй все что угодно, но то, что Красная Армия освобождала гетто и концлагеря, в том числе и Освенцим, забыть нельзя. Конечно, если вспомнить о том, на какие жертвы ради победы пришлось пойти народам СССР, складывается очень неблагоприятное впечатление от тех, кто стоял во главе страны, во главе армии. Но когда вспоминаешь конкретный факт, то отбрасываешь свое знание и понимание истории. И остается только один образ: советский танкист, который освободил нас. В тот день закончилось наше горе.

И началась другая жизнь. Я вернулся в Дондюшаны, соседи, которые забрали наши вещи, принесли их обратно. Некоторые пользовались нашими подушками, одеялами, простынями — они выстирали их и вернули. А одна соседка как забрала некоторые вещи, так и хранила. Не пользовалась ими. Это я запомнил.

После войны папа женился, мне не нравилась мачеха, и я решил, как мой друг, поступить в Черновцы в профтехшколу трикотажников. Нужен был аттестат за семь классов. После гетто меня сначала допустили во второй класс, потом перевели в четвертый, потом в шестой. И тут папа, чтобы я мог уехать в Черновцы, купил мне аттестат за семь классов. Я помню, как был потрясен. Директор нашей школы был жутко строгий, мы все его боялись, и вдруг — продал папе аттестат… Это была моя первая встреча с коррупцией. Тем не менее от аттестата я не отказался (смеется).

Когда я думал в ту пору об учебе, у меня в голове и мысли не было, что надо бы получить высшее образование, дальше ремесленного училища мои притязания не заходили. Только когда я уже работал во Львове на чулочной фабрике, я закончил десятый класс вечерней школы. При поступлении в военное училище я написал в автобиографии, что я был в гетто. Меня вызвал кадровик, майор, достал листок с моей автобиографией, где красным карандашом было отчеркнуто «находился в гетто». И он меня спросил, грозно так: «А почему вы не эвакуировались?» — «Мне было восемь лет!»

И я почувствовал: государству не нравится, что я был в гетто. Видимо, я должен был бежать или покончить с собой. И тогда я был бы достойным гражданином своей страны, хоть уже и неживым. Многие, конечно, скрывали, что были в гетто, потому что это считалось зазорным. Это как быть в плену. А я не скрывал не потому, что я герой, а потому что я в первой автобиографии написал, что был в гетто, и потом скрывать это было и глупо, и опасно. Но почти каждый раз, когда я официально соприкасался с советской властью, мне давали понять, что пребывание в гетто не украшает мою биографию.

Тем не менее в училище меня приняли. Там был еще один случай. Когда началось дело врачей, в моей роте было два еврея, нас никто не обижал, но напряжение все же ощущалось, потому что во всех газетах писали: евреи-врачи убивали, травили, уничтожали… И однажды вечером, когда я сидел в библиотеке, ко мне подошел старший лейтенант и говорит: «Вы курсант Гельман?» — «Да». — «Начальник политотдела, полковник Третьяков, ждет вас у себя через полчаса».

Я быстро сдал книги и пошел. Прихожу к начальнику политотдела и по лицам понимаю, что здесь собраны евреи. Человек пять. Полковник Третьяков говорит: «Я вас собрал, потому что сейчас в связи с делом врачей могут звучать какие-то неприятные для вас высказывания или даже действия. Я вас прошу, если кто-то оскорбит вас, позвоните старшему лейтенанту (запишите его телефон), и мы сделаем все, чтобы этого не было». Я помню, что был тронут до слез…

А желания отомстить немцам у вас не было?

Я долгое время относился плохо к немцам. И когда я первый раз попал в ГДР, был очень насторожен. До сих пор не могу сказать, что их люблю. Не ненавижу, но и не люблю. Понимаете, дело ведь, конечно, не в немцах.

https://snob.ru/selected/entry/60278, 08.05.13 г.

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 17 май 2016, 14:39

Удостоверение для допуска к работе в гетто.
Интересно записана должность - ucenic.
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.

Аватара пользователя
rimty
Главный модератор
Главный модератор
Сообщения: 18379
Зарегистрирован: 21 дек 2008, 22:21

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение rimty » 29 май 2017, 13:42

  • Приказ № 35.
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 05 сен 2017, 11:31

Давид Розенфельд
Германия, Потсдам, 2016
Страницы пережитого
1 Довоенные годы (до 1941 г.)

Мои родители - отец Исаак (Ицхак, Ицик) Розенфельд, род. 1885 г., мать Белла (Раци-Белла), урождённая Эрлих, род. 1893 г., сестра Рахель (Рохл, Рухл), род. 1913 г., брат Лев (Лёва), род. 1.09.1922, и я, Давид Розенфельд, род. 1.09.1930, - жили в селе Кейнарий Векь, Сорокского уезда (района) Бессарабии, входившей в состав Румынии с 1918 до 1940 г. Ближайшие железнодорожные станции были Дрокия и Бельцы (рум. Бэлць, широко известна песня на идише «майн штетеле Бэлць»). Ранее отец работал на мельнице, потом семья «держала» магазин (лавку), торговала бакалеей и гастрономией, за продуктами ездили на своём транспорте – лошади с телегой - в Сороки или в Бельцы. С ближайшим соседом-молдаванином по фамилии Скутарь, у нас «межнациональные» отношения были неблагополучными, спорили, в основном, по поводу «границы» (забора) между нашими дворами. У нас был большой двор, два дома, один хозяйственный, другой спальный, во дворе был большой сарай, курятник, конюшня для лошадей, иногда она служила также летней кухней...
Семья наша была религиозная, отец молился, мы соблюдали еврейские традиции, я учился в хедере, отец говорил мне, что он «коен», а значит и я тоже. Мы говорили на идиш, румынском (молдавском) языке; иногда слышна была русская речь, когда в магазин приходили жители той части села, где жили русские и украинцы. Отец служил в российской царской армии музыкантом в военном оркестре, играл на кларнете. В спальне родителей в выдвижном ящике шкафа с большим зеркалом лежал кларнет, иногда я вынимал его и, стоя перед зеркалом, учился играть на нём.
Об антисемитизме мы, дети, знали по рассказам родителей, других евреев села (их было 25 семей) о вымогательстве румынской администрации. В нашем селе до войны стояла воинская часть румынской армии, с румынскими солдатами и офицерами у нас, и взрослых, и детей тогда были нормальные отношения.
В первые школьные годы мне довелось столкнуться с антисемитизмом, что называется, лицом к лицу. Однажды, когда я был, кажется, во втором классе румынской сельской школы, к нам в класс вместо учителя пришёл какой-то молодой человек. Он стоял перед классом, кричал и угрожающе размахивал руками. В наступившей тишине слышны были только его голос и мои всхлипывания. Я помнил разговоры в нашей семье о «кузистах» из партии фашиста по фамилии Куза. Детское чутьё, наверно, подсказывало мне, что вот этот оратор и есть «кузист», антисемит - он страшит именно меня.
28 июня 1940 г. к нам в Бессарабию пришла Советская власть. Я видел, как в наш двор через калитку вошёл красноармеец с винтовкой со штыком на плече (в румынской армии были не штыки, а «байонеты», ножи-кинжалы).
Наши родители верили в справедливость советской власти, особенно в то, что у нас при советской власти не будет антисемитизма. Правда, Советская власть выселяла кулаков в Сибирь, родители тоже боялись этого. Оказалось, что с нами обошлись хорошо, у нас больше не было магазина, мы не были больше «эксплуататорами». Нам дали участок земли и мы всей семьёй работали в поле, надеясь собрать летом первый наш собственный урожай. К сожалению, нам не суждено было увидеть плоды нашего труда. „Война стояла у порога...“

2 Марш смерти знойным летом 1941 года

В начале июля 1941 года у нас слышен был грохот орудий и взрывы бомб, видны были дальние вспышки от взрывов. Семья наша не эвакуировалась, хотя могла бы, так как у нас была своя лошадь и телега...Эта ошибочная вера в то, что при румынах много лет жили – и теперь тоже проживём - стоила нам жизней...
В первый день оккупации румынские солдаты убили в нашем селе многих евреев, которые вышли их встречать. Мои родители и я в первую ночь нашествия умудрились «спрятаться» в саду на окраине села, откуда видно и слышно было, как вблизи на шоссе моторизованные вражеские войска мчались на восток. А утром, когда мы вышли из «укрытия», румынские солдаты собрали нас и других евреев окрестных сёл и местечек; забрали взрослых мужчин, в том числе нашего отца - и больше мы их не увидели никогда. Расстреляли их всех за селом, не узнали мы никогда, где они были погребены.
Брат Лёва сначала отделился от нас и сам прятался в камышах на берегу речки, что протекала в нашем селе. Его выдал сосед – молдаванин по имени Тодрикэ. В 1959 г. мы вдвоём с братом единственный раз побывали в селе, встречались с односельчанами. Среди них была и жена Тодрикэ. Она рассказывала Лёве, что однажды после войны Тодрикэ поехал на мельницу, сидя в кузове машины с мешками зерна. Машина попала в аварию, перевернулась – и он был убит. «Так, наверно, Б-г наказал его за то, что он выдал тебя», сказала она. Румынские солдаты издевались над Лёвой, сняли с него сапоги и пригнали его в общую нашу группу.

Знойным летом 1941 г. изо дня в день, много дней подряд румынские солдаты гнали нас пешком под конвоем, случалось, отстающих били прикладом, и нашу маму Беллу тоже били. Помню, я видел, как она с виноватой улыбкой торопливо догоняла наши ряды... Ни еды, ни питья.. Врезались в память и первый привал в конце летнего дня, и первая увиденная в этот день смерть: во время тихого жаркого заката солнца на широком зелёном лугу умирал пожилой еврей, он лежал в чёрной одежде, агонизировал, изо рта вырывалась пена...никто не подходил к нему, никто ничем не помог ему.В то же время видно было, как вдали на этом же лугу маршем шли непринуждённо, развязно болтали и бежали весёлые юные немецкие солдаты, наверно, среди них были и члены молодёжной немецкой организации Гитлерюгенда…
Мне запомнился беспокойный взгляд нашего дедушки Айзика Эрлиха, отца нашей мамы, как он оглядывался по сторонам, будто молча искал кого-то, и я видел его с очками на носу, с головным убором, в сером костюме жарким знойным летом 1941-го года... Самому мне увидеть не довелось, но позже Лёва мне рассказывал, он видел, как румынские солдаты застрелили отставшего от колонны нашего дедушку...
Мне запомнилось, как однажды, когда нас конвоировали, в открытом поле, на обочине дороги, стояла женщина-крестьянка с караваем хлеба в руках, с видимой жалостью глядела она на нас...Что она при этом думала, может быть, жаль было ей, что не может она каждому из нас дать по кусочку хлеба...

/продолжение следует/

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 05 сен 2017, 14:37

Давид Розенфельд
Германия, Потсдам, 2016
Страницы пережитого
/продолжение/

3 В лагере Вертюжень (Вертюжаны)

Через некоторое время нас пригнали в лагерь Вертужень (Вертюжаны) на бессарабском берегу реки Днестр. Нас разместили в домике «со всеми удобствами во дворе». Туалетом, общим для всех, служил большой участок на берегу реки. Вонь была на всю округу... В последующее мирное время, всякий раз, когда откуда-то доносился смрад – мне вспоминался наш «туалет» в Вертюженах, на берегу Днестра... Вокруг лагеря был забор с колючей проволокой, за ним – огороды, и мы, дети иногда пытались пробраться под забором, чтобы достать в огороде несколько морковок...
В начале 2000-х гг. мне довелось делать перевод на русский язык книжки: Юлиус С. Фишер. Транснистрия: забытое кладбище. Тогда я впервые читал о лагерях и гетто в Бессарабии 1941 г. Вот что я, в частности, помню из этой книжки: «Поскольку невозможно было всех евреев сразу "швырнуть" через Днестр, власти решили устроить для них в Бессарабии лагеря, в которых их будут содержать до начала эвакуации.»
Вертужень был самым крупным лагерем в Бессарабии - 23-24 тыс. чел.
По данным Энциклопедии «Холокост на территории СССР» (под редакцией Ильи Альтмана, автор статьи проф. Изяслав Левит), лагерь «организовали в полуразрушенных домах на южной окраине Вертюжень, огородив лагерь двумя рядами колючей проволоки. Охраняли лагерь жандармы и рота солдат.. Двери в домах были сняты...Большинство узников лагеря голодали, воду из Днестра можно было носить только ночью под угрозой расстрела. Была установлена такса в 2 (румынских) лея, которую брали охранники за возможность покинуть лагерь в поисках еды и питья. Появились и быстро распространились инфекционные заболевания... Евреям выдавалась кукурузная мука по 60-100 г. в сутки на одного человека, её употребляли в сыром виде, т. к. у людей не было посуды и огня». Признаюсь, я никогда ничего этого не видел, не помню, чтобы кто-то нас кормил... «Коменданты насиловали девушек и молодых женщин. Смертность постоянно росла. 22 сентября 1941 г. началась депортация евреев в Транснистрию.»
По данным "Encyclopedia of the Holocaust" © 1990 Macmillan Publishing Company New York, NY 10022, «лагерь был создан в 10 км от города Сороки в августе 1941 г., в нём от голода, жажды, болезней и истощения погибали в среднем сто семьдесят человек в сутки. 10 сентября 1941 года был получен приказ администрации лагеря депортировать евреев пешком в Транснистрию, по 1600 чел. в день. По две колонны евреев по 800 человек каждая покидала Вертюжень ежедевно в направлении бессарабских селений Резина и Косэуць.
Последняя группа оставила лагерь 6 октября. Дороги, ведущие к Днестру, были заполнены трупами расстрелянных евреев, тысячи из них в конечном итоге были похоронены в общей могиле в лесу Косэуць. Комендант лагеря и его заместители были одними из первых румынских военных преступников, которых предали суду в начале 1945 года, и они были приговорены к пожизненному заключению.»

4 Марш смерти Вертюжень – Бершадь (Транснистрия)

Из дому забрали нас в июле месяце в летней одежде, а из лагеря Вертюжень нас подняли в дорогу осенью 1941 г. Так как шли мы всегда пешком, а я без обуви, босиком, то я натёр себе стопу, не мог ступать и плакал от боли. В один из сырых осенних вечеров нас загнали на ночлег в какую-то конюшню. Кто-то привёл врача или фельдшера. На полу, при свете переносной керосиновой лампы, оперировал он мою стопу, сделал перевязку – и я перестал плакать. Мне видно было, что санитар или врач был в немецкой военной униформе, это мне чётко запомнилось.
Во время нашего «путешествия», помнится, видели мы в некоторых сараях наших бывших соседей, лежавших без движения, с остекленелыми глазами... Там они и остались, наверно, навеки...
Был, наверно, уже октябрь 1941 г., ранние сильные морозы стояли тогда. В один из осенних вечеров нас оставили ночевать под открытым небом в лесу Косэуць. В ту морозную ночь рядом со мною сидела моя двоюродная семилетняя сестричка. Когда я на рассвете открыл глаза, то увидел, как она сидела неподвижно, с протянутыми вперёд ручонками – замёрзшая навсегда... Маму её звали Лея, не знаю, что стало с нею, отец её Иосиф Эрлих, родной брат моей мамы, был в армии, после войны мы с ним виделись в городе Сороки, куда я однажды приезжал...
...Так через Косэуць прошли мы «ворота Транснистрии», пересекли Днестр, и через местечки Ямполь, Тульчин нас доставили в гетто Бершадь, наверно, это было уже в ноябре – декабре 1941 г.
Напомню, Транснистрия – это была территория между Днестром и Южным Бугом, южной границей этой провинции служило Чёрное море, северной - воображаемая линия, проходившая через города Могилёв-Подольский и Бар в Винницкой области...Эту территорию Гитлер передал в управление Румынии, диктатору Иону Антонеску.

/продолжение следует/

moldova_azp
Гражданин
Гражданин
Сообщения: 1123
Зарегистрирован: 07 мар 2011, 16:06

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение moldova_azp » 05 сен 2017, 23:23

Давид Розенфельд
Германия, Потсдам, 2016
Страницы пережитого
/продолжение/

5 В гетто Бершадь

Мы оказались в домике на окраине местечка, возле него – высокий забор «высотой в полтора человеческих роста, выход из него карался смертью.» В доме ни воды, ни отопления, зима, вши сплошь ползали по одежде, которой укрывались мы все, лёжа на дощатом полу. Мы все болели тифом, дизентерией. «Умирало по 150-200 человек в день, умерших увозили на телегах, хоронили в общих ямах».
Иногда Лёва пробирался за пределы гетто, помогал крестьянам-украинцам по хозяйству и приносил нам что-нибудь съестное...
...По данным энциклопедии Холокоста, «осенью 1941 г. в гетто Бершади были размещены около 20 тысяч евреев, депортированных из Бессарабии и Буковины в Транснистрию. Гетто было страшно перенаселено. Зимой 1941–42 г. большинство евреев Бершади, особенно из числа депортированных, погибли от голода и болезней, в первую очередь, эпидемии тифа. В сентябре 1943 г. в гетто Бершади насчитывался 5261 депортированный. Положение улучшилось в конце 1942 г., когда власти разрешили евреям Румынии оказывать помощь депортированным в гетто и лагеря Транснистрии. В гетто Бершадь были открыты аптека, инфекционная больница на 65 коек, бесплатная столовая на 450 мест, детский дом. Со второй половины 1943 г. в Бершади функционировала школа с преподаванием на румынском языке.» Я этого не видел, не помню, разве что больницу, врача...

В марте 1942 года на руках моего брата Лёвы, у меня на глазах умерла в мучениях наша мама, 48 лет. Помню, стоял я, даже плакать не мог – слёзы, видно, застыли. Иногда я видел на улице сестру нашу, опухшую от голода и болезни, летом 1942 она скончалась, ей было, нашей сестре Рухл, 28 лет.
Иногда, когда я об этом кому-нибудь рассказываю, меня спрашивают, отчего мама умерла...Тогда мне приходится снова рассказывать всё, что с ней было, начиная с июля месяца 1941 г. , когда она осталась на улице одна с детьми, как её вместе с нами конвоировали,... и кончая последними днями и ночами на холодном полу, без еды,´без питья, без лекарств, один только старший сын её Лёва мог помочь, быть с ней и в самые последние минуты...

...Рана на стопе у меня долго не заживала, а на бедре образовался гнойный мешок, и потому нога у меня не сгибалась и не разгибалась. Моего брата Лёву во время облавы забрали в концлагерь в город Николаев на строительство моста через Буг. Там он перенёс издевательства немцев и охранников-литовцев, избежал расстрела и вернулся в Бершадь через гетто Балта, где он подружился с семьёй Барер. Не помню тех соседей моих в комнате в Бершади, которые, наверно, как-то подкармливали меня, и Лёва тоже не помнил.
К тому времени, когда он вернулся в Бершадь, я не мог ходить, и ему пришлось взять меня на руки и отнести в больницу гетто, где еврейские врачи несколько дней подряд шприцами выкачивали у меня гной из абсцесса. Позже Лёва привёл меня в детдом гетто. Там были деревянные нары, покрытые соломой, и много клопов. Обычно кормили нас кукурузной кашей – «мамалыгой», голодными мы были всегда.
Сейчас я знаю, откуда в больнице гетто взялись шприцы, медикаменты, откуда в детдоме гетто были средства, чтобы содержать детей-сирот. В упомянутой выше книге Юлиуса С. Фишера приведены данные о помощи, которую евреи Румынии посылали в гетто Транснистрии. О том, как было получено разрешение правительства Румынии и как была организована отправка помощи, обо всём этом также рассказывал в своих мемуарах Александр Шафран, бывший Главный раввин Румынии, а также Авигдор Шахан в своей книге Горящий лёд: Гетто Транснистрии.
Минувшие испытания 1941 – 1944 гг. не прошли бесследно для моего здоровья. Начиная с 1948 г. и во все последующие годы у меня были постоянные боли, осложнения – болезни сосудов и центральной нервной системы, мне приходилось поэтому практически все годы не раз находиться в больницах или лечиться амбулаторно. В 1995 г. меня признали «инвалидом второй группы, имеющим право на льготы, установленные законодательством Украины для ветеранов войны – инвалидов войны».

6 Из гетто – на свободу: Бершадь – Балта –Яссы – Бухарест

В феврале 1944 года нас, детей – уроженцев Бессарабии и Буковины, вывезли из Бершади на санях в Балту, а оттуда в товарных вагонах – в Румынию. Мой брат Лёва меня провожал, и так как он был старше, то остался в Балте. Так что «станцией отправления» в свободную жизнь была Балта, бывшее Балтское гетто... ...
В румынском городе Яссы нам создали прекрасные условия: в спальне – кровати с матрацами, простынями, подушками с наволочками, в столовой – столы, накрытые скатертями. И кормили нас уже не одной только мамалыгой...
Мой абсцесс на бедре лечили сначала в больнице города Яссы. Помню, часто приходил к нам в палату сын главного врача – еврея. Потом меня одного автобусом из Яссы перевезли в Бухарест, в больницу. У меня подозревали костный туберкулёз бедра. Помню, я видел рентген-снимок бедра, в нижней части кости видны были выемки, повреждения...
Лечение, питание, условия в бухарестской больнице были очень хорошими. Помню однажды, впервые в жизни я поднимался на лифте, когда меня вели в городской кабинет, чтобы сделать кардиограмму. Помню, как я держал в руках и читал описание кардиограммы в книжке большого формата с красивым переплётом. Назначили мне диету на месяц, потом выписали из больницы – и я снова оказался в детдоме для еврейских детей, вернувшихся из гетто Транснистрии.
В конце августа 1944 года Красная Армия проходила через Бухарест.
Спустя пять лет мой брат Лев Розенфельд рассказывал мне, что когда Красная армия освободила Балту, его призвали в армию, он участвовал в Ясско-Кишинёвской операции, горел в танке, был в составе танковых частей, которые проходили тогда через румынскую столицу...

О возвращении сирот в Румынию пишет, напр., Авигдор Шахан в своей книге Горящий лёд: Гетто Транснистрии. Отрывки из неё, переведенные мною на русск. яз., помещены в приложении к моему переводу мемуаров А. Шафрана, опубликованных под заглавием Сопротивление нацистскому урагану.
...Как я уже сказал выше, Лёва возвращался из концлагеря Николаева в гетто Бершадь через гетто Балту, где он познакомился с семьёй Барер. Голду Барер называли «Бобэлэ», бабушка, она и приютила Лёву. Её старший сын Марк был ровесником Лёвы, а у младшего, Илюши, от перенесенных ужасов и испуга во время расстрела пострадал рассудок.... Об этом я узнал уже после войны. Встретились мы случайно с Марком летом 1955 года в санатории в Одессе. От него-то я тогда и узнал о том, что Лёва был в Балте у них. В 1970-е годы моя работа была связана с поездками в Тирасполь, вот тогда-то встретился и познакомился я с «Бобэлэ». Она вспоминала, как помогала Лёве, как прятала у себя русского военнопленного, как в 1944 году, когда наши советские войска освободили Балту, она провожала своего сына Марка и Лёву в армию, на фронт.

/продолжение следует/

androfon
Местный
Местный
Сообщения: 263
Зарегистрирован: 13 июн 2016, 20:14

Re: Воспоминания о еврейском гетто в Транснистрии

Сообщение androfon » 06 сен 2017, 23:03

Уважаемые форумчане, что кому известно о еврейском гетто в селе Крутое Кодымского р-на (рядом с Балтой). Моя мама, уроженка села Тимково Кодымского р-она, рассказывала мне, как руководство гетто разрешило местному населению из округи приносить продукты евреям, смертность которых от голода, холода и болезней превзошла все разумные пределы. Их не успевали хоронить...
Моей маме было 16 лет. Вместе с сестрами и другими селянками они пешком шли десяток километров до гетто выменять что-либо у евреев, в основном одежду. Отдавать продукты питания безвозмездно не разрешалось. Видимо, это была одна из "гуманных" мер продления агонии - если евреи не умрут от голода, то потом умрут от холода.

Ответить

Вернуться в «Бессарабия во Второй Мировой Войне»